Больше года от написания до публикации... жесть.
Горн был раскален до предела, Фрэнк чувствовал, как горит кожа от близости яростного огня, но прерваться и немного отдохнуть было выше его сил. Как заведенный, он клинок за клинком ковал оружие отмщения, и ничто не смогло бы ныне остановить его. Руки словно не чувствовали усталости, сменяя на наковальне готовые лезвия на размягченные заготовки, в голове было абсолютно пусто, опустошила всепроникающая боль и живое, беспечальное сердце. читать дальше
Кузнец машинально кинул выбитый клинок в бочку с холодной водой, миг спустя вытащил исходящий паром металл и, изучив внимательным, придирчивым взглядом работу, отложил к остальным. Столь же машинально смахнув с лица пот, кузнец налег на меха, словно физическими усилиями и этим нестерпимым жаром надеялся изгнать из души поселившуюся в ней пустоту. Длинная заготовка уже раскалилась докрасна, но он не сразу заставил себя остановиться.
Уложенный на наковальню металл осыпал кузнеца раскаленными искрами, но молот опускался вновь и вновь – неотвратимый и бестрепетный.
«Отдохни…»
Этот голос он узнал бы из тысячи, и, жаждавший чуда, готовый поверить в любой бред, могущий вернуть ему утраченную Ленору, Фрэнк рывком обернулся, так и не опустив молота в занесенной руке. Тяжело дыша и ловя ртом раскаленный воздух, он огляделся, но тщетно: он по-прежнему был в кузнице один наедине со своим страданием. Поняв, что это лишь иллюзия, созданная разыгравшимся воображением, он вновь повернулся к наковальне и со стоном отчаяния обрушил молот на сталь.
«Ты должен отдохнуть, Фрэнк…»
Но молот опускался вновь и вновь, словно пытался заглушить говоривший с кузнецом голос.
«Изводя себя… ты опустошаешь свою душу… остановись…»
Слезы затмевали взгляд, мешая работать, отгораживая его от металла. Фрэнк, наконец, опустил молот и, сложившись пополам над наковальней, дал волю своему горю. Он не сразу постиг, что слышал любимый голос в звоне раскаленной стали, но осознание это не принесло ему успокоения. Все равно что тешить себя бессмысленной надеждой…
«Если бы я мог… остановиться, Ленора…»
Входная дверь в кузницу скрипнула, поворачиваясь на петлях, и кузнец медленно выпрямился, готовясь выпроводить нежеланных гостей. Но за дверью было пусто, только крутила свой мертвенно-белый водоворот бесконечная ледяная метель… Несущийся в воздухе снег, хаотично искрясь, влетал в кузницу и тут же таял, растопленный жаром горна. Метель выла и стенала, но звук на мгновение словно стих, и в густой пелене ясно обрисовалась знакомая до боли фигура. Она стояла почти недвижно, словно ей были нипочем ни мороз, ни ветер. Было в ней что-то, что заставило Фрэнка подступить ближе. Ослабшая ладонь выпустила черен молота, и он, глухо зазвенев, грянулся на пол. Склонив голову, фигура словно пронзила кузнеца печальным взором и исчезла так же быстро, как и появилась.
В кузницу потянуло ледяным ветром, и Фрэнк медленно закрыл глаза, полностью отдаваясь во власть этого холодного прикосновения. Ветер коснулся обожженных рук, легко возрождая в сердце омраченный болью утраты образ. «Холодно?..» - почти наяву услышал он собственный голос и увидел тонкие пальцы, которые он согревал в собственных широких ладонях.
Ее холодные руки протянулись из прошлого, наполненного светом и надеждой, коснулись обнаженных плеч и груди, лишь отчасти укрытой кожаным фартуком, легко и мимолетно огладили утомленное, мокрое от пота и слез лицо.
«Фрэнк… остановись…»
«Я повинуюсь, Ленора, только тебе… прежде и всегда…»