"Лига Защиты"

[One-eyed]

А еще флэшбеков?)

Одиночество, которое он почитал величайшим даром судьбы, позволяло Артуру многое. У него была возможность работать по двое суток кряду, что легко дозволяли особенности психики и его способность высыпаться за три-четыре часа, а после целых четыре выходных пролежать под пледом, читая интересную книгу. Или съездить в город в театр и заночевать в отеле, потому что домой ехать далеко и лень. Седой был привычен к чудачествам хозяина и легко обходился без него несколько дней.
Но подобная свобода имела и оборотную сторону: друзей у Артура всегда было немного. Первым, с кем хирургу удалось наладить более-менее крепкий контакт на основном и единственном месте работы, оказался пришедший спустя четыре года Терри. Веселый, бессменный душа компании, анестезиолог каким-то образом сумел подтолкнуть Артура к знакомству. В основном, за счет того, что в первые месяцы постоянно критиковал его квалификацию. Хирург сначала обижался, потом начал огрызаться, а затем перестал воспринимать подколы напарника всерьез. С Терри было легко; он виделся Артуру таким же одиночкой, но – и это было значимым различием – анест брал от жизни все.
Затем появился Фрэнк. Верней, это хирург появился на пути его байка, и два доктора, прекрасно дополнявшие друг друга, составили великолепный дуэт. Патолог обладал уникальным жизнелюбием, которое Артуру было почти чуждо и которое неимоверно его влекло; а хирург, в свою очередь, придавал коллеге отменную дозу профессионализма и серьезного отношения к профессии. Они помогали друг другу в любых житейских неурядицах, не жалея ни сил, ни времени. Но существовало и обстоятельство, которое, бывало, омрачало их встречи.
Тем солнечным и ясным утром Артур спускался во владения патолога мрачнее тучи. Дежурство не задалось еще со вчерашнего дня. В больницу доставили два десятка пациентов разом – пассажиров автобуса, перевернувшегося на пролегавшей неподалеку трассе. Многие отправились в отделение травматологии с переломами и не угрожающими жизни ранами, а троих перевели в реанимацию. Один из них умер в середине ночи во время экстренной операции; Артур, бывший в этот раз ведущим хирургом, вместе со всей бригадой выбился из сил, делая все возможное, но спасти пациента они так и не смогли. По законам военного времени, которые, впрочем, в Веймаре действовали практически постоянно, доку грозили разборки с больницей и страховщиками, судебные разбирательства, дисциплинарные взыскания, дисквалификация, запрет на врачебную деятельность, трибунал и заключение. Расстрелять бы не расстреляли, учитывая огромную потребность государства в военврачах, но жизнь в любом случае полетела бы под откос. Врачебная ошибка, приведшая к смерти пациента, в Веймаре каралась очень сурово.
Пытаясь переварить все эти наимрачнейшие перспективы, док добрался до ординаторской отделения патологической анатомии. Фрэнк как раз был на дежурстве, и, отворив дверь, Артур обнаружил друга расслабленно расположившимся в кресле и уничтожавшим огромных размеров бутерброд.
- Как ты можешь есть так рано утром? – поморщился хирург, проходя в комнату и усаживаясь напротив доктора. – Я только часа через два после подъема могу что-нибудь легкое употребить…
- А легкое я уже употребил, - с удовольствием жуя, отозвался Фрэнк. – Легкое твоего склеившего ласты пациента. Я уже четыре часа в больнице.
- Иди ты с такими шутками…
Артур бросил перед ним на низкий столик папку с историей болезни, откинулся на спинку кресла, провел ладонями по лицу. Хотелось одновременно спать, что-нибудь разбить и напиться. Выбор был невыносим.
- Да ладно, прости, - виновато окликнул его патолог. – Я уже знаю, что случилось. Сейчас только доем и кое-что тебе покажу.
- Что, интересно? – вяло отреагировал Артур. – Амнистию? Или ты уже собрал паек мне за решетку?
- Ну, такому пайку ты бы был не рад, серьезно.
Хирург минут пять сверлил его взглядом, пока друг уминал свой завтрак, и только пристукивал пальцами по подлокотнику кресла. Фрэнк с его шуточками и ухмылкой в этот момент больше раздражал, чем способствовал улучшению психологического состояния.
- Ладно, идем. А то ты взглядом насквозь меня прожжешь…
Патолог, похоже, понял, что толком позавтракать ему не дадут, и поднялся, надевая халат. В молчании они прошли через отделение, погруженное пока в сизый полумрак; большинство лаборантов и врачей еще не приехали, и до десяти утра здесь всегда было мрачно. Наконец, Фрэнк распахнул перед Артуром двойные, как в операционных, двери секционного зала и включил свет. Стол в центре помещения привлекал невольное внимание наличием на нем трупа. Нет, никогда доку не нравилось это место. Он предпочитал работать с живыми.
- Что там у тебя? – ворчливо поинтересовался хирург, пытаясь собраться с духом и скрыть эмоции.
Для него вся эта ситуация, помимо невеселых перспектив, сама по себе была очень тяжелой. Этот дядька – второй его пациент, умерший за все время практики. Да умерший еще и так обидно, когда, казалось, уже все удалось стабилизировать.
- Как я уже упомянул, вскрытие я провел, - Фрэнк зажег бестеневую лампу над столом, оперся о его край. – И обнаружил кое-что любопытное.
- Что же?
- Смотри сам, - патолог стянул простыню с торса трупа. – Вот эти рассечения – твоих рук дело, верно?
- Верно, - Артур шумно сглотнул.
- Нашатырь слева от тебя, - ухмыльнулся Фрэнк и указал коллеге на бок умершего, где между ребрами на уровне сердца виднелась узкая, едва различимая и почти бескровная рана, которую маскировал изрядный кровоподтек. – А вот это колотое ранение вы не видели, потому что пациент был без сознания, жалобы предъявлять не мог, а вы – возились с его терминальным состоянием и…
Артур вскинул на него взгляд и нахмурился.
- Не было никакого проникающего, и ребята из «скорой»…
- Ребята из «скорой» подтвердят, что не видели его, - резковато отозвался патолог, надевая одну перчатку и склоняясь к полу; под секционным столом стояли контейнеры-холодильники, в которые при вскрытии выкладывали спорные или важные при диагностике органы. – И еще… смотри, это его сердце. Вот тебе и ранение легочной артерии. Небольшое, но кровило из него знатно, так что сделать ты уже ничего не мог…
Хирург мгновение молча смотрел на коллегу, тщетно пытаясь понять, что он творит. Ведь Фрэнк совершенно бестрепетно подтасовывал результаты операции и вскрытия, что грозило и ему самому, и Артуру проблемами с законом.
- Скажи честно, Фрэнк, ты давно с катушек слетел?
- Ну, лет пятнадцать назад, - патолог снова улыбнулся, кладя сердце на место, и вручил хирургу пару исписанных листов бумаги.
- Это что?
- Это твоя амнистия, Арти. Пациент получил повреждения, несовместимые с жизнью, а ты, как порядочный и квалифицированный хирург, сделал для него все, что было в твоих силах. Это подтверждают результаты вскрытия.
Артур, не заглянув в бумаги, кинул заключение на инструментальный столик и, скрестив руки на груди, яростным шепотом выговорил:
- Я отказываюсь принимать в этом участие. Лучше прямо сейчас пойду в полицию и сдамся. Еще и тебе из-за меня так рисковать…
- Никакого риска, - тяжело вздохнул патолог. – Родных у пациента нет, судиться с тобой никто не станет, кроме министерства здравоохранения. Заведующий моего отделения в курсе, оперблока – тоже. Бригада «скорой» вошла в положение и переписала сопроводительный лист. В приемном отделении уже все подчистили. Черт возьми, да тебя спасают всей больницей! Что тебе опять не так?
- Это противозаконно! – сорвался Артур. – Да нас всей больницей и посадят за такое!
Фрэнк покачал головой, грустно улыбнулся и, обойдя секционный стол, хлопнул друга по спине.
- Арти, знаю, тебе сейчас плохо и тошно от себя самого. Но посмотри на ситуацию с другой стороны…
- Это с какой же?
- Для пациента мы уже ничего не можем сделать. А вот спасти прекрасного хирурга мы очень даже в силах.