Heart of Steel

Строки слегка расплывались перед глазами, и Артур никак не мог понять: то ли действительно так хочется спать, то ли основательно севшее за последнее время зрение над ним подшучивает. Ко всему прочему, желтоватое пламя свечи нервно подрагивало, что действовало довольно раздражающе. Хирург откинулся на спинку стула и устало потер ладонями лицо. Он не помнил за собой прежде такой утомляемости; умение спать мало, в любое время суток и высыпаться при этом любому начинающему доктору было жизненно необходимо. Возможно, начинала складываться накопленная усталость, однако тот же Фрэнк в свои сорок, словно на зло, оставался неутомим и усерден.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и Артур, помня, что за таким звуком частенько являлись новые пациенты, поставил стул на две ножки и выглянул из ординаторской. По широкому центральному коридору, низко опустив голову и спрятав руки глубоко в карманах, топала психолог.
- Конрадайн? – удивленно окликнул ее хирург. – Все в порядке?
Девушка вскинула голову, мгновение промедлила и направилась к нему. Молча вошла, прикрыла дверь и, еще сильней поникнув, обрушилась на диван.
- Что это с тобой? – окончательно встревожившись, Артур поднялся и подошел ближе.
- Фердинанд… - не без усилия повернув голову на бок и приподняв лицо над подушкой, произнесла Конрадайн.
читать дальшеДок с сочувствием посмотрел на нее мгновение, присел в кресло напротив.
- Плеснуть тебе спирту?
- Давай, - психолог с трудом села и, сняв очки, провела ладонью по лицу. – Избранный лидер мне все мозги прокомпостировал.
- Ты не привыкла еще? – кисло улыбнулся хирург, подавая ей кружку.
Прежде, чем ответить, Конрадайн залпом уничтожила половину кружки и, глубоко вздохнув, обратила к доку усталый взгляд.
- Работаем с ним уже полгода, а он не перестает меня удивлять.
- Чем на этот раз?
Она неуверенно глянула на хирурга, не ответив. Деонтология запрещала ей доверять третьим лицам подробности сеансов с клиентами, однако здесь у нее не нашлось провизора, и справляться со всем, что обрушивалось на нее во время работы, становилось только сложнее. Ей сразу вспомнилось, как до войны она пренебрежительно относилась к провизорам, как подшучивала над необходимостью являться каждую неделю в надоевший кабинет профессора и докладывать пациентов. Теперь-то было совсем не до смеха.
- Ты же знаешь, я – могила, - обезоруживающе улыбнулся Артур, видя ее замешательство.
- Я знаю, прости, - вздохнула Конрадайн, обхватывая ладонями кружку. – Я сегодня ввела его в некое подобие гипноза.
- И?..
- И он поделился со мной воспоминаниями о своей семье.
Артур, будучи человеком, весьма далеким от клинической психологии, непонимающе помотал головой.
- Конрадайн, у меня психологии и психиатрии было шесть часов на четвертом курсе. Можешь пояснить для тупоголового хирурга?
Ухмыльнувшись, собеседница допила спирт, вернула доку кружку и, скинув сапоги, с ногами забралась на диван.
- Помнишь концепции об акцентуациях?
- Это когда какие-то черты сильнее в личности, чем другие?
- Да, когда они становятся похожи на то, что описывается психиатрическими диагнозами. Мне давно было ясно, что у Фердинанда психопатическая организация личности, но сегодня… Знаешь, одним из весомых оснований формирования психопатии является, помимо генетической предрасположенности, наличие жестоких, непоследовательных в воспитании отцов и слабых, неспособных вмешаться матерей.
Хирург немного помолчал, осознавая услышанное, задумчиво почесал в бороде.
- Так, получается… он стал таким монстром из-за того, что в детстве сам был мальчиком для битья?
Тяжело вздохнув, Конрадайн отняла у Артура бутылку, налила спирта в кружку и протянула ее другу.
- Выпей, без поллитры не разберешься, - дождавшись, когда док сделает глоток и отдышится, психолог медленно кивнула. – Ты почти прав, но ответ еще немного глубже. Он никогда не получал по-настоящему любви и сам к ней навряд ли способен. Отец его прессинговал, бил, издевался, а Ферди, как все дети, без памяти обожал его. Подсознательно он считал, что отец поступает так ради его же блага. Мать никогда не была для него значимой фигурой, ибо, в силу личностных качеств, играла в жизни слишком малую роль. А она слишком опасалась крутого нрава не в меру воинственного мужа. Поэтому, возмужав, Фердинанд принял модель поведения отца и стал жесток к подчиненным, искренне считая, что рвет жилы ради благополучия окружающих.
- Искренне? – усомнился Артур, сделав еще глоток.
Такое объяснение плохо вписывалось в его воспоминания о довоенном Канцлере. Хирург только благодарил высшие силы, что в те годы медицина мало интересовала Фердинанда, и с ним не приходилось иметь дела.
- Абсолютно искренне, - подтвердила Конрадайн.
- Почему тогда после войны это исчезло?
- Арти, если ты скажешь, что после всего произошедшего остался прежним, я возьму что-нибудь потяжелее и тресну тебя от души.
Док улыбнулся в ответ, смолчав.
- То есть, просто произошел перелом?
- Конфликт, - со вздохом поправила Конрадайн. – Он осознал свои ошибки и борется, пытается смягчить ставшие машинальными реакции.
Артур поерзал на месте. Он разделял убеждение коллег, что ни за кем им не стоит следить так тщательно, как за избранным лидером. Его здоровье, спокойствие и светлый разум ныне были основой их не слишком многочисленного общества.
- Ты ему можешь помочь?
- А чем я, по-твоему, уже полгода занимаюсь? – устало огрызнулась психолог. – Знаешь, как тяжело работать с психопатами? Они не признают наличия у себя эмоций, считая их слабостью. У них проблемы с проговариваем чувств и мыслей, потому что они привыкают использовать речь исключительно для манипуляции людьми. Причем манипуляции сознательной!..
- И как ты с мужем уживаешься? – примирительно улыбнулся хирург, досадуя, что расстроил собеседницу.
- Конрад всего лишь не очень выраженный шизоид, - расслабилась Конрадайн. – Его всего-то нужно было постараться понять со всеми его тараканами.
- Не сомневаюсь… - с ухмылкой пробормотал Артур. – Так что ты думаешь делать с Фердинандом? Он вообще поддается какой-нибудь терапии?
Психолог, погрузившись в размышления, ответила далеко не сразу. Лицо ее, освещаемое дрожащим пламенем свечей, оставалось печальным.
- Знаю лишь одно, - наконец, выговорила она, поправив съехавшие очки, - к среднему возрасту большинство психопатически организованных личностей выгорают. Значит, теоретически, Фердинанд должен стать более податливым для психотерапии. Однако, учитывая те трудности, с которыми я столкнулась при диагностике… не знаю даже…
- Так что тебя так выбило из колеи? – тихо поинтересовался Артур.
Конрадайн снова помолчала, качнула головой и, выдержав длительную паузу, дрогнувшим голосом ответила:
- Когда он рассказывал о своей семье, я невольно представила, каким было его детство. Как он справлялся со всем этим… Черт, это было больно, Арти.
- Ты посочувствовала ему, разве это плохо? – не понял док.
- Артур, когда ты своему больному вскрываешь брюшную полость, разве ты думаешь о том, как себя чувствует пациент, что он может ощутить? Нет. Ты режешь, проводишь ревизию, зашиваешь. Ты ни на мгновение не задумываешься об эмоциях легшего тебе под скальпель. Твой разум спокоен, чист от мыслей и сомнений. А я препарирую душу, и у меня должна быть та же реакция. Верней, ее вообще быть не должно.
- Ну, я не всегда так спокоен, - с сомнением отозвался Артур, невольно вспомнив, как несколько страшных раз склонялся над Фрэнком или Ленорой на операционном столе. – Если это мои друзья, мои соратники, могу ли я быть равнодушен к их боли?
- Ты не можешь, но обязан быть. От твоего спокойствия и хладнокровия зависит их жизнь.
Хирург машинальным движением растрепал свою жесткую шевелюру, и взгляд его нечаянно упал на сигнальную панель у дверей. На ней мягко сиял зеленый огонек вызова.
- Не спится кому-то, - улыбнулся Артур, указав на сигнал и поднимаясь. – Пойду проверю. Ты пока здесь останешься?
- Да, Конрада дождусь, он собирался зайти, - психолог с удовольствием потянулась.
- Спирта ему не наливай, - хмыкнул хирург в бороду.
- Он вообще-то уже три года как не пьет, - с гордостью улыбнулась Конрадайн; воистину, это было ее личным и величайшим достижением.
Артур оправил халат и улыбнулся, взглянув на эту маленькую, но удивительно сильную женщину.
- Я по старой памяти, сестренка, по старой памяти…